Default
Яндекс.Метрика
Yes

Художественный руководитель Театра Народной Драмы

…Яко на небеси и на земли

Сегодня мы говорим с человеком, известным всему православному Петербургу, — писателем, театральным режиссёром, актёром, публицистом Андреем Вадимовичем ГРУНТОВСКИМ.

— Сейчас среди православных людей не стихают споры: могут ли христиане пытаться построить общество социальной справедливости или сама эта идея утопична, невыполнима и даже греховна? «Нельзя построить Царство Небесное на земле!» — говорят нам, и всякие действия в этом направлении отрицаются в самом начале…

— Все мы в наших взглядах пытаемся исходить из евангельских истин, и, как ни странно, наше взаимное непонимание во многом этим-то и объясняется. Каждый думает, что только он правильно понимает Евангелие, а ведь Писание — это вещь надмирная: может быть, только после Страшного суда мы сможем понять его до конца.

Люди ссылаются на слова Христа: «Царство Моё не от мира сего»; «Царство Божие внутрь вас есть». Это говорится о благодати Божией, которая непременно должна пребывать в наших душах. Но, с другой-то стороны, Господь многократно обращает нашу мысль к тому, что Царство Его может быть построено и на земле. Мы об этом говорим постоянно, мы ежедневно читаем в молитве: «Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли». Выходит, задача человеческой жизни в том, чтобы и на земле осуществить волю Божию, как на небе. А иначе нам придётся признать то, чему учили гностики: что всё земное греховно и что диавол — творец мира… «Нет и не может быть воли Божией на грешной земле!» — это чисто гностическая позиция.

Конечно, мы этого признать не можем, а следовательно, нам остаётся здесь, на земле, осуществлять Его волю — и в том, что касается души человеческой, и в том, что касается человеческого общества.

А желание построить на земле общество Божией правды всегда владело людьми, во все века, даже дохристианские. Вот Спартак: у него тоже была коммуна, и он был нестяжателем — он отбирал имущество у рабо­владельцев и делил его со всеми поровну, как в христианской общине. Но он пытался всё решить силой меча — вот в чём беда… И получилось у него? Нет, не получилось.

И всё же идея-то в воздухе витает — век за веком!

Давайте посмотрим, что говорит об этом же классическая русская литература. Вот Иван Карамазов: потрясённый несправедливостью этого мира, он заявляет, что отказывается от спасения, если в основе его лежит слеза ребёнка. Как же спасти этот мир, как его преобразить? Иван не знает, но и верующий Алёша не может ничего ему посоветовать. Он только целует его молча, чтобы таким символом сказать о творческой силе любви: мол, в философских дебатах мы с тобой не придём к общему знаменателю, а в любви можем прийти.

Но дело-то в том, что когда такой человек, как этот болезненно на всё реагирующий Иван Карамазов, сталкивается с несправедливостью, то в душе его наступает духовная катастрофа. Он видит, что капиталист отнимает у народа прибавочную стоимость. Он видит, что есть олигархи, которые ничего не делают, а имеют всё, — и есть те, которые ничего не имеют, а делают всё. Значит, мир Божий несправедлив! Неправеден! Вот он, крах всей идео­логии, всего богословия. Тогда-то и возникает желание взять в руки меч и построить Царство Божие на земле собственными силами. Собственно, вся эта идеология отлично изложена в «Интернационале»: «Никто не даст нам избавленья — ни Бог, ни царь и не герой! (Две тысячи лет, товарищи, мы ждали обетования! Нас обманули! Тогда…) Добьёмся мы освобожденья своею собственной рукой!»

Это неправильный путь, безблагодатный. Но значит ли это, что безблагодатны всякие попытки построить социально справедливое общество? Что ни говори, а любой бизнес строится на нарушении заповеди «Не укради»: если прибыль есть — значит, заповедь «Не укради» нарушается. А отсюда уже идут многочисленные цепочки греха: мы выходим на улицу и видим на каждом столбе рекламу проституток — заповедь «Не прелюбы сотвори» нарушается! Интимная жизнь тоже стала частью рынка. Мы обращаемся к вопросам культуры, медицины, образования — и видим, что всё втянулось в рынок, всё стало частью рынка. А ведь Господь прямо сказал: «Не можете служить двум господам». Кто же два эти господина? Господь и мамона! Мамона —
языческое божество, которое являет греховное бытие человека как нормальное: нормально быть сребролюбивым, убивать, блудодействовать — вот идеология мамоны.

Но Господь сказал: «Не можете служить!..» И апостольская евангельская община, а затем и первохристианские общины, они именно на этой заповеди и строились. Выходит, это неверно, будто на земле нельзя построить справедливое общество! Давайте вспомним и 2000 лет практики общежительных православных монастырей, киновий — это же тоже коммуны! Они осуществляли принцип «на земли, яко на небеси». И выходит, нельзя сказать, что это в принципе невозможно, как нас пытаются убедить.

Вдумайтесь в евангельский рассказ о богатом юноше. Вот он подходит к Господу и говорит: «Все фарисейские правила я соблюдал от юности моей. Но как же мне спастись?» Этот вопрос по-богословски очень интересен: юноша соблюдает все положения Торы, но при том почему-то чувствует, что не спасается! Он чувствует это, иначе не задавал бы такого вопроса. А почему же он ощущает безблагодатность, богооставленность свою? Господь отвечает ему просто: «Оставь имение своё и следуй за Мною». И отошёл юноша в печали, ибо велико было имение его. Мамона не позволил ему стать апостолом. И он отошёл в погибель…

А кому-то и нечего было оставлять. Вот рыбаки бросили пустые сети и тут же последовали за Господом. Мытарь Матфей с радостью оставил своё дело: налоговая инспекция сидела у него в печёнках, — всё бросил и устремился за Христом. Зато Иуда возмутился, когда увидел, что Господа умащивают дорогим маслом: «Ой, какая напрасная трата денег!» Тут-то и прозвучал в его душе первый звоночек, возвещающий будущие 30 сребреников. А вспомните историю Анании и Сапфиры из «Деяний» (гл.5)! Словом, мамона с Богом никак сочетаться не может, и «легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому в Царство Божие».

Есть люди, которые пытаются говорить: да, капитализм несовместим с христианством, но и социализм не ведёт к Богу, а есть зато третий путь. Людей, утверждавших это, было много: тут и Бердяев, тут и Франк и т.д. Конечно, Бердяева спросить уже нельзя, а наших современников я спрашивал: «Какой же это третий путь? В чём он? У Господа всё чётко определено: либо направо, либо налево; либо мамона, либо Господь. Нельзя так, чтобы чуть-чуть послужить мамоне, чуть-чуть — Господу. Так где же лежит третий путь?» Но ни в одной книжке, ни в одном разговоре я ответа на этот вопрос не услышал.

На самом деле это очень объёмная тема, тема, требующая серьёзного богословского осмысления, а мы, быть может, не прошли и десятой части пути к пониманию Евангелия. Христианство строится на благодати, а не на философских формулах. Найдёшь одну формулу — тут же увязнет хвост, перейдёшь к другой — немедленно увязнет нос. Философия не исчерпывает евангельских истин. Одно видно ясно: капиталистический путь —
это путь совершенно антихристианский. В этом мы убеждаемся каждый день, когда видим, как обворовывается народ России. Причём обворовывают не только материально, но и духовно. У нас украли идеи, идеалы, украли нравственность, культуру, искусство… Вот, например: телеканал «Спас» транслирует сейчас всеми нами выученный наизусть фильм про Штирлица… Почему? Почему православный канал, критикующий советскую власть, показывает советские фильмы? Потому что за последние 30 лет не снято ни одного фильма, не написано ни одной песни, которые можно было бы транслировать на православном канале. А всё началось тогда, когда вместо «Они сражались за Родину» или «Калины красной» нам подсунули «Рабыню Изауру». Так началось переформатирование менталитета. Всё получилось опять-таки как на земли, а не как на небеси.

Но, может быть, и не нужно с этим спорить? Может быть, за всё слава Богу, за всё, происходящее на земле? Многие нынешние богословы так и считают. Но я думаю, что это не так: если некоторые люди поступают вопреки воле Божией, если порядки в государстве устроены против воли Божией — значит, нужно не благодарить Бога за эту греховность, которая Ему противится, а пытаться исправить её — как в душах, так и в обществе.

— Не раз слышал от вас, Андрей Вадимович, что Достоевский говорил о каком-то особом «русском социализме», который должен строиться не по Марксу, а по Христу…

— У Фёдора Михайловича очень интересная линия вычерчивалась… Помните, в редакции «Современника» он, Некрасов и Григорович устроили свою коммуну, где всё было общим? Потом Достоевский с Некрасовым решительно разминулись, но с годами их дружба снова начала налаживаться, и Фёдор Михайлович опять сблизился с умирающим Некрасовым, хотя тот продолжал оставаться убеждённым социалистом. А что касается русского социализма, о котором Достоевский спорил со своим противником и одновременно товарищем — Герценом… Герцен, в общем-то, принял его идею, хотя методы у них разные были: один чаял революции, а другой думал иначе. Фёдор Михайлович был уверен, что французский революционно-террористический путь ввергнет Россию в бездну, в кровавый бунт. Кстати, обратите внимание: фразу Пушкина о «русском бунте безсмысленном и безпощадном» сейчас неправильно понимают: Пушкина искренне возмущало злодейство Пугачёва, но не менее искренне его возмущало и то, как лихие офицеры, усмирявшие бунт, казнят виновных и безвинных. Ведь в истории всегда безвинных больше, а русский бунт — это палка о двух концах. Вы знаете, какой первый декрет приняли большевики, когда они ещё штурмовали Зимний? Это не декрет о мире, не декрет о земле. Первое, за что они проголосовали на съезде Советов, — за отмену смертной казни. Идеалисты во главе с Лениным верили, что сейчас кончится этот кошмар! Но через некоторое время развернулся белый террор — и тотчас казни с обеих сторон увеличились многократно. Сейчас учёные спорят, чей террор был более кровавым — белый или красный. Но штука-то в том, что в любом случае невинных жертв было больше. А Фёдору Михайловичу казалось, что к русскому социализму нас может привести только самодержавие: вот царь издаст несколько справедливых законов — и всё устроится. Он даже пытался что-то подсказать Александру II в поздравительных адресах, которые писал ему… Он много общался с великими князьями, пытался убедить их в своей правоте. Он под конец жизни сдружился с великим князем Константином — с тем самым К.Р., который был большим поклонником Достоевского… Фёдор Михайлович говорил, что отмена крепостного права — это первый шаг к русскому социализму, надо только, чтобы царь не побоялся сделать и следующие шаги в том же направлении. Но это не устраивало многих, в первую очередь олигархат. Собственно, в этой дискуссии мамона победила. И в феврале 1917 года победила мамона: государь мешал ей самим фактом своего существования. И осталась неосуществлённой мысль Достоевского о том, что именно через самодержавие, а не через диктатуру нового Марата или Робеспьера в России наступит социализм. Но я думаю, что его идеи нам продолжают быть близки, потому что он оставался человеком православным. Чего не скажешь о других идеалистах — Чернышевском, например…

 

— Тема эта — о русском социализме — очень обширная, за одну беседу её не осветишь, но надеюсь, мы ещё встретимся с вами, Андрей Вадимович, и продолжим наш разговор.

 

Вопросы задавал Алексей БАКУЛИН

 Материал взят с сайта газеты «Православный Петербург»

 

Комментарии (0)




Разрешённые теги: <b><i><br>Добавить новый комментарий: